Олдман всегда был уверен, что вставать пораньше с утра – означает, полностью перечеркнуть весь день. Он не любил вставать рано, не любил красиво выпить кофе, разглядывая просыпающийся город. Для него даже 11 эй-эм – это все еще рань такая, что даже стыдно просыпаться и переворачиваться на другой бок.
Сегодня был другой день.
Ему требовалось подняться пораньше для того, чтобы заглянуть в какую-то очередную достопримечательность – все-таки жить на что-то надо было, да и вкусно поесть тоже хотелось, не говоря уж о том, что сигареты и спиртное периодически могло внезапно заканчиваться.
Поэтому решившись на столь неожиданный шаг, как встать в 10 утра, Робб с камнем на душе поставил будильник на телефоне ровно на 9:30. Полчаса должно было хватить на: трудный подъем, вместе со всеми страданиями, мучениями, нытьем и идеями «а может ну его?», легкий холодный душ, чтоб возненавидеть весь мир окончательно, и даже сделать утренний чай, потому что кофе с утра – это мейнстрим и вообще, не царское то дело. Он, мать его, англичанин, поэтому чай со сливками – и пускай весь мир подождет! До десяти утра так точно. А потом одеться и выбежать на первой космической в сторону старой части города. Там, по заверениям местных, находились старые дома и было на что посмотреть, проникнуться атмосферой и все такое.
Будильник оказался самым вредным существом с утра, каким только мог бы быть механизм или даже человек. Даже некоторые девушки по утрам не столь надоедали, как эта дрянь. Бодрый рингтон, который он установил, оказался просто отвратительной ночной идеей и шуткой самому себе, мол, нефиг было опять серфить по интернету всю ночь и засыпать в пять утра в прокуренной комнате.
Разлепив глаза, Робб уставился на дверь – он не мог спать на спине по некоторым причинам (сам он верил в то, что просто неудобно, но большая часть знакомых говорила то, что он просто бес и как всякому черту на спине ему мешает спать именно хвост, который зажимается; в общем, мнения мира и Олдмана как всегда расходились). Дверь уставилась на него и произошла битва века – взгляд воинственного Вигго и твердость, а так же непоколебимость, собственно, двери.
- Ладно, встаю. Мамочка, - недовольно фыркнув, Джеймс попытался встать. Голова запротестовала. Мужчина отклонил протест и встал, понимая, что если сейчас он не откроет окно (а еще лучше – не гаркнет на улицу что-то в духе «мир, ты неполноценен!» только в более откровенных подробностях), то го стошнит от запаха дыма. «Надо завязывать с обычными и пойти по пути наименьшего сопротивления – купить шоколадные. И да подумают, что я распоследний гей, и да убьют меня.»
С этими воодушевляющими мыслями Роберт решил, что пора отдирать свою задницу от кровати и идти в душ, по дороге заскочив к окну, да. Но тут, в пути отдирания пятой точки, глаза регистрируют постороннее движение, а мозг говорит, что не пойти ли Олдману нафиг со своей работой, ибо спать хочется. Робб понимает, что в голове у него откровенный диссонанс, но это не мешало ему пронаблюдать с немым вопросом «мужик, ты чо, профигел?» фигуру какого-то незнакомца, который пошел в его, блин, душ.
- Эй, чувак, я первый его занял! Еще вчера… - Олдман резко проснулся от негодования и рванулся в ванную, ожидая застать там в самых нецензурных позах левого мужика.
Рванув дверь на себя, включая свет – «Он что, во тьме что ли видит? Или это какой-то прикол?» - Робб уже мысленно настроился на не особо приятное зрелище, но…
- Твою мать, а, - прокомментировав полнейшее отсутствие кого-либо в ванной комнате, Робб вновь выглянул в комнату – там тоже было пусто.
- Ладно, возможно все дело в том, что больше спать надо, - пожав плечами, Вигго принялся стягивать с себя шорты-для-сна, намереваясь проснуться в душе окончательно.
Через десять минут теплого душа, в котором он смог даже не только проснуться, но и уверить в существования жизни до пробуждения в два дня, Олдман выплыл в самом хорошем расположении духа, какое только могло быть в такую рань. То есть его внутренняя гармония почти что восстановилась, ожидая последнего этапа в столь трудном занятии – чая. Со сливками. Без сахара.
И тут опять этот мужик!
- Слушай, парень, я все понимаю, у вас в Америке все не как у нас, в Старом Свете, но это не означает, что можно прикрываясь этим фактом, гонять по чужому номеру. Я между прочим в неглиже и если б я был девушкой – то ты бы уже получил мокрым полотенцем по морде. Но я добрый и мужик, поэтому можешь валить отсюда, пока… - тут его тирада закончилась, потому что мужчина, посчитав выше собственного достоинства слушать бред англичанина, проплыл в сторону стены и… прошел сквозь нее.
- Чо? – выдав столь интеллектуальный вывод, достойный человека, родившегося в семье аристократов, окончивший Оксфорд, проживающий на родине великих писателей и умов Европы, Робб решил, что в этом мире определенно что-то не так и пора валить отсюда. На другую планету. В другую галактику. В параллельный мир. А для пущего эффекта еще и вид поменять – скажем, стать каким-нибудь гибридом или вообще – большим роботом. И обязательно с большой пушкой.
Хмыкнув и зарегистрировав за собой смутное состояние охреневания от ситуации, Олдман по инерции принялся одеваться – стандартная легкая рубашка из мягкого материала синего окраса и обязательно в клетку, джинсы и, натягивая кеды, в его дверь постучали.
«Если это он же – то я вмажу ему в морду. Просто за приколы.»
Натянув один кед, а второй оставив рядом с кроватью, Робб пошел открывать дверь с самым воинственным видом, какой только мог бы выдать.
Его внутренняя гармония ушла в другую параллель, оставив его тут. Ну мать же ж вашу.

Отредактировано Robert James Oldman (2013-07-30 17:41:04)